28.04.2023
Аветисян Аилита Борисовна – ребенок блокадного Ленинграда. Со слезами на глазах она вспоминает о жизни во временами войны.
«В июне 1941 года были с сестрой на даче, родители работали в Ленинграде. Помню, приезжает мама и говорит о том, что началась война, забрала нас в Ленинград. Как только вышли из вагона поезда, такая тьма народа была. Все суетятся, несутся с мешками...
Осенью 1941 года с отцом пошли к его приятелю, который жил в пригороде. Уже началась голодовка, а приятель папы козу зарезал, пригласил нас угоститься. Дня 4-5 были в гостях, решили вернуться домой. Общественный транспорт ходить перестал, на улице темнело быстро, по ночам холодно было. На ночь остались в одном из учреждений Ленинграда, а ближе к утру только вышли, как на улице зазвучал сигнал тревоги. Все люди, которые были на улице, побежали в траншеи. Сидели мы там недолго, а после благополучно вернулись домой.
Зимой 1941-1942 года отец пропал. Мама была достаточно крепкой женщиной, ее взяли очищать аэродром от снега. А сестре исполнилось 17 лет, она пошла в дружинницы, все время ее не было дома. А я осталась сама по себе.
В основном все время бегали с дворовыми ребятами, заняться было нечем. Помню, квартира наша в Ленинграде была на 6 этаже. Был июнь 1942 года, белые ночи… Моя компания друзей провожали меня до квартиры, заходили все вместе, смотрели, нет ли кого дома, уходили к себе. Я закрывала двери и ложилась спать, накрывалась одеялом, а в это время начиналась бомбежка. В такие моменты начинала молиться, а затем засыпала. Позже детей моего возраста в бомбоубежищах стали немножечко подкармливать. Еще подобием сачка ловили рыбу в Черной речке.
После блокады в школу снова пошла. Помню, как нам подарки дали, в которых была сгущенка. Банку мы гвоздем пробивали, а через дырку сгущенное молоко выпивали. Какими же дураками были, что банки не открывали – еще половина банки сгущенки оставалась!
Когда объявили об окончании войны, все люди на радостях высыпали на улицу. Такой счастливый день был…»